– Привет. – Нина, забыв об осторожности, схватила «коллегу-медика» за руку. – Ну, наконец-то!

– Ты что, одна тут? А где же хозяева? – шепотом спросила Катя.

– За завтраком были только сестры Ира и Зоя. Где их братья, понятия не имею. Даже этот, который Павел – ну, чудной-то, жертва аварии, и тот куда-то спозаранку то ли уехал, то ли сама не знаю что. – Нина повела Катю в холл. – Без этой их домоправительницы Варвары Петровны тут все на самотек пущено.

Катя почувствовала жестокое разочарование. Она приехала смотреть, наблюдать – а наблюдать-то и некого! Как говорится, не в зоопарке. Со стен (они с Ниной как раз переступили порог гостиной) пялились только охотничьи чучела-трофеи. И все в основном, как показалось донельзя раздосадованной Кате, какие-то сплошные козлы с рогами.

– Поднимемся сразу к мальчику, а потом Зоя выйдет, по-моему, она ванну принимает, и я тебя ей представлю как врача-консультанта. – Нина смотрела на Катю. – Ну и как тебе тут?

– Да пока не знаю. – Катя видела только просторный зал, высокий потолок, холодный камин, диваны, кресла, лампы, тяжелые шторы на окнах, картины.

– А как тебе он? – Нина подвела ее к полотну в тяжелой раме над диваном.

«Генерал…» – Катя узнала его, никогда не видевши прежде. Так вот, значит, с чем, точнее с кем было связано то странное Нинкино послание про портрет… Она обернулась – этот Нинкин взгляд – долгий из-под ее прекрасных длинных грузинских ресниц, вскользь… Черт побери!

– Между прочим… – Катя вспомнила Драгоценного, а также «старого идола» и все то немногое, что она сама лично слышала или читала про Ираклия Абаканова. – Между прочим, он страшно матом ругался. И говорят, что в застенках Сухановской тюрьмы он…

– Да, конечно… конечно… Но отчего злу позволено быть вот таким? – тихо, как эхо, откликнулась Нина.

– Каким это таким? Что ты себе тут напридумывала? И совершенно ничего особенного. Просто очень красивый, точнее смазливый мужик. – Катя смотрела на портрет с вызовом, но в глубине души тоже была поражена. И было совершенно невозможно… почти физически больно представить, что вот по этой могучей груди атлета, украшенной орденами, по этим широким золотопогонным плечам – причине женских вздохов и вожделений, – с хрустом ломая кости, проехались тяжелые колеса метро…

– Я хотела увидеть фото его сына, их отца Константина Ираклиевича, – шепнула Нина. – Но тут нет ни одного. Только в кабинете на столе маленькое в рамке. Больше всех из них на него похож Константин.

– А мальчик? – спросила Катя.

Нина покачала головой – нет, взяла ее за руку и повела наверх. Они поднялись на второй этаж. Прошли по коридору – Кате казалось, что они совсем одни в этом пустом огромном, похожем на советский санаторий, доме. Нина поманила ее к винтовой лестнице, ведущей на третий этаж.

– То самое окно, – шепнула она. – Я его уже трижды осматривала, и знаешь, там действительно высокий подоконник и запоры окна тугие. Лева мог бы туда влезть, но самостоятельно открыть окно ему было бы не под силу. Мне кажется, окно открыли специально и поставили его туда, на подоконник, тоже специально…

– Кто? – Катя тревожно оглянулась.

– Твой Никита сам ведь сказал, что тогда здесь были все они. – Нина сжала Катину руку. – А Лева ведь свидетель… Сейчас, конечно, тот, кто открыл тогда это окно, убедился, что он в таком состоянии, что не может ни рассказать о том, что случилось, ни опознать убийцу своей матери, их сестры…

– Их сестры? – Катя рассматривала окно наверху. – Нина, ты знаешь, у Никиты насчет этих убийств теперь, кажется, совсем другая версия.

– Другая версия? Какая?

Ответить Катя не успела – внизу послышались женские голоса. Перегнувшись через перила, Катя увидела домработницу в спортивном костюме. Она получала какие-то указания от невысокой молоденькой шатенки в шелковом коротком пеньюаре, сушившей при помощи фена короткие мокрые волосы.

– Зоя, приехала Екатерина Сергеевна, врач-консультант, – громко объявила Нина. – Мы сейчас пойдем к Леве, Екатерина Сергеевна его осмотрит.

– Добрый день. – Зоя вежливо улыбнулась Кате. – Прошу прощения за мой вид. Я только оденусь и присоединюсь к вам.

При виде Левы сердце Кати сжалось. Ломать комедию с «врачебным осмотром» здесь, в детской было невозможно. Мальчик сидел на кровати, обложенный игрушками. Он не касался их. На вид он был совсем прозрачный.

– Необходимо как-то связаться с его отцом. Я заикнулась было об этом Варваре Петровне, она разозлилась. Сейчас она в больнице, а этим всем наплевать. А может, кто-то и специально хочет, чтобы ребенок как можно дольше оставался невменяемым. – Нина опустилась на кровать рядом с Левой. – А с ним надо заниматься. И это должен делать настоящий специалист, а не я.

– Что тут было, Нина?

– Я не знаю, что случилось у них вчера, но тут в доме что-то изменилось. Я чувствую, это в воздухе носится. Интересно, куда это все они вдруг пропали: вчера Ирина где-то шлялась до самого вечера, Ираклий – тот вообще не ночевал. А этот их старший, двоюродный Павел, занят только коллекцией монет. И это когда похороны его брата на носу! Разве это нормально? Ты помнишь, что я тебе написала про него?

– Он считает, что их семья вырождается?

– Он считает, что из коллекции их деда Ираклия кто-то из домашних тайно украл редкие монеты.

– Никита Колосов уже предъявлял монету, найденную на месте убийства Евдокии, Константину, и тот ее опознал, – ответила Катя. – Наверное, из-за этого они и решили проверить все собрание.

– Я не помешаю? – В детскую вошла Зоя. Она успела уже переодеться в джинсы и черную водолазку. – Ну что, доктор?

– Да пока ничего обнадеживающего сказать вам не могу. – Катя, призвав на помощь всю отпущенную на ее долю наглость, развела руками. – Мы тут вот с Ниной Георгиевной советовались. Думаю, вашего племянника надо всесторонне обследовать в стационаре.

– Его смотрели врачи: ну тогда, сразу. – Зоя вздохнула. – Боюсь, сейчас, в ближайшие дни, это невозможно.

– Я понимаю, Нина Георгиевна вкратце изложила мне ситуацию, все это очень печально. – Катя кивнула. – Но может быть, этим мог бы заняться его отец?

– Да, конечно, это выход. Но все эти вопросы решают мои старшие братья. Доктор, вы должны понять, что мы…

За воротами раздался громкий автомобильный гудок. Зоя подошла к окну, попутно глянув на часы.

– Уже одиннадцать! Я совсем забыла, – она направилась к двери. – Клавдия Михайловна, ступайте, откройте, это приехала милиция!

– Милиция? – в один голос воскликнули Катя и Нина.

– Да, опять, а дома, как назло, никого, только мы с сестрой. Клавдия Михайловна! – Зоя взывала к домработнице. – Что же я кричу, ведь она же в магазин поехала за продуктами! Я сама ее послала. У меня что-то с памятью творится, доктор. Не помню совсем, что делала пять минут назад… Вот на улицу надо, а я только голову помыла, просушила.

– Не беспокойтесь, Зоя, я открою ворота, – вызвалась Нина, услышав новый нетерпеливый гудок. – Мы вот с Екатериной Сергеевной по воздуху прогуляемся.

Они снова спустились вниз. Наскоро оделись. Пошли по аллее к воротам. «Милиции сейчас только не хватало, – думала Катя. – Наверное, кто-то из московских, с Петровки, если бы Никита сюда собирался, он бы сказал мне!»

Нина возилась у ворот.

– Зоя, не получается, тут что у вас, сенсорный замок, что ли? – крикнула она.

Зоя, надев на голову пеструю перуанскую шапочку из альпаки, замотавшись теплым шарфом, выскочила на улицу. С замком она справилась в мгновение ока. Автоматические ворота открылись, и… Катя, едва не упала, увидев за ними такой знакомый, такой неказистый с виду подержанный черный и все же «новый» (то есть совсем недавно и с большой помпой приобретенный) колосовский «БМВ». Прежняя его старушка – черная жужелица – «девятка» жестоко пострадала в аварии при задержании опасных преступников и была окончательно и бесповоротно сдана в металлолом.

Зоя помахала: заезжайте во двор. Ворота были широко распахнуты. Она посторонилась, пропуская машину и…